Редберн: его первое плавание - Герман Мелвилл

и избавилась от части своих лохматых жакетов и присоединила к себе лорда Родни, поэтому, по оценке некоторых наблюдателей, он сначала увидел плохие стороны и сознательно изменил их к лучшему. Но после более пристального взгляда становится видно, что он не двинулся с этим большим потоком, который, возможно, состоит из двух потоков одного и того же течения, и он не стремился к изменениям в отношении себя самого.

В мире есть классы людей, которые относятся к обществу в целом так же, как к колёсам на повозке, считая это совершенно необходимым. Но пусть легки и притягательны рессоры, на которых приятно покачиваются посвящённые: хоть и роскошны чехол на козлах и глянцевые дверцы, всё же ради них колеса должны катиться в пыли или грязи революций. Никакое приспособление, никакая проницательность не может поднять их из болота, ведь что-то у повозки должно быть снизу, на чём-то же должны ехать посвящённые.

Пока матросы и образуют одно из этих колёс: они идут вперёд и прокатываются по земному шару, они – истинные импортёры и экспортёры специй и шелков, фруктов, вина и мрамора, они перевозят миссионеров, послов, оперных певцов, армии, торговцев, туристов и учёных к местам их назначения, они – понтонный мост через Атлантику, они – главная движущая сила всей торговли, и, короче говоря, не отдай они свои тела на формирование за месяц морских флотов, то здесь, на Земле, остановилось бы почти всё, кроме её осевого вращения и ораторов в Американском конгрессе.

И всё же, кто такие эти матросы? Что думает ваше сердце об этом парне, слоняющемся вдоль дока? Вы дадите ему широкую койку, не избегните его и не сочтёте его немного выше скота, который гибнет? Вы броситесь открывать для него ваши комнаты, пригласите его на ужин? Или дадите ему абонемент на вашу скамью в церкви? Нет. Вы не сделаете этого, но на расстоянии вы, возможно, отпишете доллар или два на создание больницы, чтобы разместить там уже покалеченных матросов, или на распространение превосходных книг среди чумазых людей, не умеющих читать. И сама форма и способ создания таких благотворительных учреждений больше, чем слова, характеризуют то пренебрежение, с которым относятся к матросам. Бесполезно противостоять ему, их считают почти мусором и земными отбросами, и романтичное представление о них берётся преимущественно из романов.

Но можно ли матросов, как одно из колёс этого мира, полностью вытащить из болота? Кажется, что для этого нет хороших возможностей в старых системах и программах на будущее, за исключением благих намерений и искренности, из-за чего при таких системах мысль о подъёме кажется почти столь же безнадёжной, как выращивание винограда на Новой Земле.

Но в целом мы не должны отчаиваться из-за участи моряков, в этом не нуждаются те, чей тяжёлый труд ради их достатка в основе своей приводит к унынию, и со временем, в конце концов, появятся их друзья; и хотя моряки иногда смотрятся почти брошенными пасынками небес, разрешая и дальше денно обуздывать свои руки, чтобы сдерживать самих себя, – в то время как за другими руками следят и нежно заботятся, – всё же мы чувствуем и знаем, что Бог – истинный Всеотец, и ни один из его детей не ограждён от его заботы.

Глава XXX

Редберну кажутся невыносимо тупыми и глупыми некоторые старые диковинные путеводители

Среди необычных книг в библиотеке моего отца была коллекция старых европейских и английских путеводителей, которые он купил во время своих путешествий очень много лет назад. В своём детстве я много раз изучал их, и никогда не уставал рассматривать необычные многочисленные орнаменты и экслибрисы и вглядываться в удивительные титульные листы, некоторые из которых, как мне казалось, напоминали иностранные лица с усами. Среди них была парижского типа, потускневшая, розового цвета брошюра, тут и там помеченная уже стёртыми тонкими и маленькими линиями, под названием «Описательная и философская поездка по прежнему и новому Парижу: Фидель Мирор», и ещё потемневшая от времени взлохмаченная старая книга в мраморном переплёте с множеством известных похожих друг на друга древностей, как, например, «Ознакомительный маршрут по Риму, или Описания основных монументов античности и современности и наиболее значительных живописных, скульптурных и архитектурных работ этого знаменитого города»; на красновато-коричневом титульном листе – виньетка, представляющая бесплодную скалу, частично закрываемую дубовой порослью (заброшенная часть пейзажа), где под прикрытием скалы в тени дерева по-матерински улеглась бездомная кормилица Ромула и Рема, подающая сосцы прославленным близнецам; пара обнажённых маленьких херувимов, разлёгшихся на земле со сжатыми

ручками, нетерпеливо занятых поглощением пищи; большой лист кактуса или подгузник, свисающий с ветви, и волчица, смотрящая совсем как одна из безрогих коров со скотного двора; работа была издана «Привилегией суверенного понтифика». Был также оправленный в бархат старинный том в медных зажимах, называемый «Проводник по Голландии» с пластиной с изображением здания Парламента, а также почтенная «Картина Лондона», изобилующая картинками собора Святого Павла, Монумента, Темпл-Бара, района Гайд-парка, конной гвардии, адмиралтейства, Чаринг-Кросса и моста Воксхолл. Кроме того, была большая книга в пыльном жёлтом переплёте, напоминающем одну из обшитых панелями дверей почтовой кареты, и прилагаемый к ней тщательно продуманный титульный лист, полностью расцвеченный в стиле щёлкающего кнута для четвёрки лошадей, названная, в частности, «Большие дороги, прямые и пересекающиеся, по всей Англии и Уэльсу от границ, установленных по приказу министра почт Его Величества». Эта работа описывала города, рынки, городки и городские агломерации и те места, в которых проводятся выездные сессии суда присяжных, и сообщала о времени прибытия туда почты и отъезда из каждого из них; описывала гостиницы в столице, от которых отсчитываются расстояния, и гостиницы в стране, на которых меняют почтовых лошадей и экипажи; описывала дворянские и господские поместья, расположенные возле дорог, карты окрестностей Лондона, Бата, Брайтона и Маргита». Она была посвящена «Благородного происхождения графам Честерфилду и Лестеру премного обязанным их Светлостям послушным и подобострастным слугой Джоном Гэри, 1798». Ещё одна зелёная брошюра с девизом от Вёрджила и витиеватым гербом на обложке, похожая на план Критского лабиринта под названием «Описание Йорка с памятниками его старины и общественными зданиями, особенно собором, выбранными с большим трудом из большинства подлинных отчётов». Ещё один маленький схоластического вида том в классическом пергаментном креплении с фронтисписом, одновременно представляющим башни и башенки Королевского колледжа и великолепный собор Святой Троицы в Эли, пусть и на географической протяжённости в шестнадцать миль под названием «Кембриджский гид: колледжи, залы, библиотеки и музеи с городскими и университетскими церемониями и небольшое описание собора Святой Троицы». Ещё имелась брошюра с японской обложкой, где была напечатана беспорядочная группа похожих на пагоды строений, в точности представлявшая «Северную, или Великую границу Бленема» под названием «Описание Бленема, резиденции Его Светлости герцога Мальборо, содержащая полный отчёт о картинах, гобеленах и мебели: живописный тур по садам и паркам, и основное описание известной китайской галереи, в шести частях, эссе о пейзажном озеленении, украшенное видом на дворец, и новый и изящный план Большого парка». И, наконец, был том, названный «КАРТИНА ЛИВЕРПУЛЯ». Это была любопытная и замечательная книга, и из-за множества нежных воспоминаний, связанных с ней, я хотел бы увековечить её, если бы мог.

Но позвольте мне отойти от её святости и нарисовать её, если можно, по-живому.

Поскольку теперь я задерживаюсь на томе, туда и сюда переворачивая страницы, столь дорогие моему детству, – это те самые страницы, изображающие места, где годы и годы назад находился мой отец и был среди тех самых сцен, что здесь описаны, – то какая же мягкая, приятная печаль крадётся по мне, и как я таю в прошлом и забываюсь!

Дорогие книги! Я продам своего Шекспира и даже пожертвую своей старой картиной Хогарта в четверть листа, прежде чем расстанусь с вами. Да я сам устрою аукцион, прежде чем пошлю вас на аукционную бойню. Я буду, мои возлюбленные – старые семейные реликвии, каковыми вы и являетесь, медленно пропускать вас лист за листом и букву за буквой, и для вас где-нибудь найдётся аккуратная полка, в то время как для меня не сыщется даже скамьи.

По размеру это то, что продавцы книг называют